Станислав Куняев:
"А профессор Литературного института Михаил Павлович Еремин, у которого двадцать лет назад учился Рубцов, произнес такие слова, от которых зал загудел и взорвался рукоплесканиями: - Думая о Рубцове, глядя на его памятник, побывав в его деревне, вспоминая его стихи, я сегодня испытываю чувство, которое давно уже не приходило ко мне, я горжусь, что я русский!"Тамара Сизова:
"Однажды, передавая Коротаеву газету "Литературная Россия" со статьей профессора литинститута Михаила Еремина (дяди моего мужа), я была удивлена, как возвышенно Коротаев относится к Еремину. И действительно, их связывала дружба не только учителя и ученика, но близких по духу людей. Крупный поэт был еще издателем. Правда, на журналистском поприще не добился желаемого - возродить молодежную газету. Собирая материалы для книги безвременно ушедшего из жизни Михаила Жаравина, я пришла к нему с просьбой помочь, потому что не имела доступа к архиву. Коротаев, никому не разрешавший трогать рукопись Жаравина, без слов выдал мне два сильных рассказа, которые я просила. А потом, когда я их скопировала и вернула, пожал мне руку, добавив - "Ну мы же русские люди... Иначе Михаил Павлович (Еремин) нас бы не понял."Сергей Есин:
«Дневники 2005 года» (частично процитированные выше – А.У.):"9 августа, вторник.…Вечером дома читал прелестные, еще аспирантские, воспоминания Кирнозы и В. Пронина. Начал с них, а потом принялся читать все подряд в книжке "Времен связующая нить..." Страницы истории кафедры всемирной истории МГПИ. Невольно сравнил с нашими кафедрами, у нас никакой истории, все закончилось на таких легендарных именах, как Дынник и Еремин, дальше пошли персонажи, для которых Литинститут - одно из мест работы, но и там, где они пишут книги и реферируют статьи, тоже не будет никакой истории...
Андрей Углицких:
Пермь, 1999… Я в гостях у замечательной поэтессы Валентины Телегиной… Узнав о том, что у нас на ВЛК спецкурс по А.С.Пушкину вел профессор Еремин, Валентина Федоровна (учившаяся в Литинституте в начале восьмидесятых) радостно встрепенулась: "Михаил Павлович? Он же, в литинститутскую мою юность, был заведующим кафедрой... Боже мой, Михаил Павлович, Михаил Павлович..."
Кто же такой Михаил Павлович Еремин?
Честно порылся в интернете: ничего. Почти ничего. Вот так: жил-был человек, заведовал двадцать с копейками кафедрой в Литинституте, профессор, выдающийся ученый - и …ничего. Ни фотографии, ни одного труда в паутине не запуталось, не зацепилось за всемирную... Несправедливо. Приходится, хотя бы, частично, восполнять пробел.
Представьте себе на миг один из портретов, которые раньше висели во множестве советских школ на стенах классных комнат. Классики. Гордость литературы, науки. С бородами, а ля академик Павлов или Лев Николаевич Толстой. Представили? Тогда вы имеете счастье любоваться почти, что Михаилом Павловичем. Профессор-фронтовик, обожал Рубцова. Души в нем не чаял. Много рассказывал о нем. Оригинальнейший пушкинист. В частности, мнение о том, что Пушкин-де, однолюбом, оказывается, был, что любил одну-единственную женщину в жизни своей - услышал я, впервые, именно от Михаила Павловича... Но это разговор отдельный.
А сейчас, если позволите, расскажу я, точнее - перескажу (вкривь и вкось, конечно, но - что делать!) один из оригинальных, надеюсь, рассказов Еремина о Рубцове. Точнее, о Гомере, "Иллиаде", а также - вдове философа Лосева, профессоре Азе Алибековне Тахо-Годи...
А рассказывал Михаил Павлович, нам, курсантам ВЛК, тогда, примерно, следующее, и - так:
"В шестидесятых читал лекцию студентам. О тематике литературных произведений, об идеях, лежащих в основе... так сказать... В самом конце спросил: "Вопросы есть?" Тишина. Пауза. Смотрю, в задних рядах поднимается рука одинокая: "Можно?". "Сделайте милость, молодой человек. Только представьтесь сначала..." "Рубцов Николай..." (У меня что-то дрогнуло внутри. Потому, что, к тому времени, уже знаком был со стихами вологжанина. Читал и "Доброго Филю" и "Я уеду из этой деревни..."). "Слушаю Вас, Николай..."
"Я считаю, профессор, что ничего нового в литературе за последние две тысячи лет, в смысле, открытия новых тем, там, и прочего не произошло. Что все, что было - в "Иллиаде" Гомера - любовь, ненависть, месть, зависть, коварство - то и осталось!" И - сел, не дожидаясь ответа. Не скрою, был я озадачен. Слегка. Почему? Да потому, что Рубцов прав был. Во многом. Но потом взял себя в руки - и пошел плести словесные кружева. Насчет того, что, возможно, действительно, ничего глобального не появилось, но, однако, в то же время, имело место уточнение, шла, так сказать, углубленная проработка открытого, освоенного мыслителями и писателями Древнего Мира, в том числе, и древними греками. В общем, с миру по нитке - голому рубашка получилась. Выкрутился. Я же профессор, как-никак... Профессор, по определению, должен все знать. А иначе – какой это профессор?
Так вот и познакомился с Николаем Михайловичем. Лишь спустя некоторое время удалось выяснить подоплеку, так сказать, того, откуда это у Рубцова любовь такая к Гомеру...
...Работала у нас на кафедре античной литературы Аза Тахо-Годи. Вдова философа Лосева. Строга и требовательна была. Была у нее фишка: все студенты ее должны были прочитать "Иллиаду" и "Одиссею". И потом - пересказать ей содержание. Чтобы получить зачет. А не знаешь Гомера – до свиданья! Строга была. Требовала - невозможного. Почему невозможного? А вы сами-то пробовали книги эти осилить? То-то! Голову сломать можно! До того «занудные» тексты! Особенно, для неподготовленного человека. А Рубцов, надо сказать вам, студентом, не ахти, каким усидчивым был, не ахти... Он постарше остальных, у него жизненный опыт побольше - детдом, служба на флоте... Спиртным, конечно, увлекался. Было... В общем, в срок он Азе Алибековне ничего не сдал. Хотя, пытался. Честно пытался читать. Даже - дошел до второй песни... Ладно, перенесли ему сессию. Он еще раз начал Гомера грызть за мягкое место. Дошел, на этот раз, до четвертой, кажется. Опять сорвался... Нет, положительно невозможно осилить грека проклятого! Надо же - такую тягомотину сочинить! Ладно, уехал в Тотьму, а там, разлив, оказался отрезанным от внешнего мира... Дошел - до восьмой песни... Опять срыв! Но вот дальше - произошло ...чудо! С четвертой или пятой, там попытки, вдруг отрылся ему грек! Сдался! И такая красота невозможная, по словам Рубцова, явилась ему со страниц "Иллиады", что ни в сказке сказать, ни пером описать! И пошло-поехало. Перевернулось все в голове у автора «Доброго Фили». Другими глазами он на мир, вдруг, смотреть стал... Вот что такое преподаватель хороший. Настоящий...
...Вывод, какой? А никакого. Читайте Гомера. У него все написано... Все."
Андрей Углицких
"А профессор Литературного института Михаил Павлович Еремин, у которого двадцать лет назад учился Рубцов, произнес такие слова, от которых зал загудел и взорвался рукоплесканиями: - Думая о Рубцове, глядя на его памятник, побывав в его деревне, вспоминая его стихи, я сегодня испытываю чувство, которое давно уже не приходило ко мне, я горжусь, что я русский!"Тамара Сизова:
"Однажды, передавая Коротаеву газету "Литературная Россия" со статьей профессора литинститута Михаила Еремина (дяди моего мужа), я была удивлена, как возвышенно Коротаев относится к Еремину. И действительно, их связывала дружба не только учителя и ученика, но близких по духу людей. Крупный поэт был еще издателем. Правда, на журналистском поприще не добился желаемого - возродить молодежную газету. Собирая материалы для книги безвременно ушедшего из жизни Михаила Жаравина, я пришла к нему с просьбой помочь, потому что не имела доступа к архиву. Коротаев, никому не разрешавший трогать рукопись Жаравина, без слов выдал мне два сильных рассказа, которые я просила. А потом, когда я их скопировала и вернула, пожал мне руку, добавив - "Ну мы же русские люди... Иначе Михаил Павлович (Еремин) нас бы не понял."Сергей Есин:
«Дневники 2005 года» (частично процитированные выше – А.У.):"9 августа, вторник.…Вечером дома читал прелестные, еще аспирантские, воспоминания Кирнозы и В. Пронина. Начал с них, а потом принялся читать все подряд в книжке "Времен связующая нить..." Страницы истории кафедры всемирной истории МГПИ. Невольно сравнил с нашими кафедрами, у нас никакой истории, все закончилось на таких легендарных именах, как Дынник и Еремин, дальше пошли персонажи, для которых Литинститут - одно из мест работы, но и там, где они пишут книги и реферируют статьи, тоже не будет никакой истории...
Андрей Углицких:
Пермь, 1999… Я в гостях у замечательной поэтессы Валентины Телегиной… Узнав о том, что у нас на ВЛК спецкурс по А.С.Пушкину вел профессор Еремин, Валентина Федоровна (учившаяся в Литинституте в начале восьмидесятых) радостно встрепенулась: "Михаил Павлович? Он же, в литинститутскую мою юность, был заведующим кафедрой... Боже мой, Михаил Павлович, Михаил Павлович..."
Кто же такой Михаил Павлович Еремин?
Честно порылся в интернете: ничего. Почти ничего. Вот так: жил-был человек, заведовал двадцать с копейками кафедрой в Литинституте, профессор, выдающийся ученый - и …ничего. Ни фотографии, ни одного труда в паутине не запуталось, не зацепилось за всемирную... Несправедливо. Приходится, хотя бы, частично, восполнять пробел.
Представьте себе на миг один из портретов, которые раньше висели во множестве советских школ на стенах классных комнат. Классики. Гордость литературы, науки. С бородами, а ля академик Павлов или Лев Николаевич Толстой. Представили? Тогда вы имеете счастье любоваться почти, что Михаилом Павловичем. Профессор-фронтовик, обожал Рубцова. Души в нем не чаял. Много рассказывал о нем. Оригинальнейший пушкинист. В частности, мнение о том, что Пушкин-де, однолюбом, оказывается, был, что любил одну-единственную женщину в жизни своей - услышал я, впервые, именно от Михаила Павловича... Но это разговор отдельный.
А сейчас, если позволите, расскажу я, точнее - перескажу (вкривь и вкось, конечно, но - что делать!) один из оригинальных, надеюсь, рассказов Еремина о Рубцове. Точнее, о Гомере, "Иллиаде", а также - вдове философа Лосева, профессоре Азе Алибековне Тахо-Годи...
А рассказывал Михаил Павлович, нам, курсантам ВЛК, тогда, примерно, следующее, и - так:
"В шестидесятых читал лекцию студентам. О тематике литературных произведений, об идеях, лежащих в основе... так сказать... В самом конце спросил: "Вопросы есть?" Тишина. Пауза. Смотрю, в задних рядах поднимается рука одинокая: "Можно?". "Сделайте милость, молодой человек. Только представьтесь сначала..." "Рубцов Николай..." (У меня что-то дрогнуло внутри. Потому, что, к тому времени, уже знаком был со стихами вологжанина. Читал и "Доброго Филю" и "Я уеду из этой деревни..."). "Слушаю Вас, Николай..."
"Я считаю, профессор, что ничего нового в литературе за последние две тысячи лет, в смысле, открытия новых тем, там, и прочего не произошло. Что все, что было - в "Иллиаде" Гомера - любовь, ненависть, месть, зависть, коварство - то и осталось!" И - сел, не дожидаясь ответа. Не скрою, был я озадачен. Слегка. Почему? Да потому, что Рубцов прав был. Во многом. Но потом взял себя в руки - и пошел плести словесные кружева. Насчет того, что, возможно, действительно, ничего глобального не появилось, но, однако, в то же время, имело место уточнение, шла, так сказать, углубленная проработка открытого, освоенного мыслителями и писателями Древнего Мира, в том числе, и древними греками. В общем, с миру по нитке - голому рубашка получилась. Выкрутился. Я же профессор, как-никак... Профессор, по определению, должен все знать. А иначе – какой это профессор?
Так вот и познакомился с Николаем Михайловичем. Лишь спустя некоторое время удалось выяснить подоплеку, так сказать, того, откуда это у Рубцова любовь такая к Гомеру...
...Работала у нас на кафедре античной литературы Аза Тахо-Годи. Вдова философа Лосева. Строга и требовательна была. Была у нее фишка: все студенты ее должны были прочитать "Иллиаду" и "Одиссею". И потом - пересказать ей содержание. Чтобы получить зачет. А не знаешь Гомера – до свиданья! Строга была. Требовала - невозможного. Почему невозможного? А вы сами-то пробовали книги эти осилить? То-то! Голову сломать можно! До того «занудные» тексты! Особенно, для неподготовленного человека. А Рубцов, надо сказать вам, студентом, не ахти, каким усидчивым был, не ахти... Он постарше остальных, у него жизненный опыт побольше - детдом, служба на флоте... Спиртным, конечно, увлекался. Было... В общем, в срок он Азе Алибековне ничего не сдал. Хотя, пытался. Честно пытался читать. Даже - дошел до второй песни... Ладно, перенесли ему сессию. Он еще раз начал Гомера грызть за мягкое место. Дошел, на этот раз, до четвертой, кажется. Опять сорвался... Нет, положительно невозможно осилить грека проклятого! Надо же - такую тягомотину сочинить! Ладно, уехал в Тотьму, а там, разлив, оказался отрезанным от внешнего мира... Дошел - до восьмой песни... Опять срыв! Но вот дальше - произошло ...чудо! С четвертой или пятой, там попытки, вдруг отрылся ему грек! Сдался! И такая красота невозможная, по словам Рубцова, явилась ему со страниц "Иллиады", что ни в сказке сказать, ни пером описать! И пошло-поехало. Перевернулось все в голове у автора «Доброго Фили». Другими глазами он на мир, вдруг, смотреть стал... Вот что такое преподаватель хороший. Настоящий...
...Вывод, какой? А никакого. Читайте Гомера. У него все написано... Все."
Андрей Углицких
3 комментария:
Спасибо Вам за такие прекрасные воспоминания о таком замечательном человеке! Надеюсь, ученики и друзья Михаила Павловича еще не раз пополнят инет статьями о нем и его трудами. С уважением Ольга, г. Алматы
Я учился на ВЛК в 1971-1973 годы.Михаил Павлович был и у нас любимым профессором. Если, съехавшие отвсюду в Москву, многие из нас поддавались разным столичным соблазнам, то уж на его-то лекции мы собирались в полном составе. Это был прекраснейший человек и великолепный преподаватель. Я и сейчас часто вспоминаю его.
Валерий Воскобойников.
Видели бы Вы как живёт его дочь, позор!
Отправить комментарий